Малоизвестным фактом истории Православной церкви в
России является официальное приветствие и поддержка духовенством свержения
монархии в 1917 г. Практически не исследованы и последствия такой
политической позиции церковных пастырей в судьбоносное для Империи время.
Важным аспектом в вопросе об отношении духовенства к Февральскому
перевороту является рассмотрение роли священнослужителей в нарушении
прежней и принятии народом России новой государственной присяги.
Временное правительство сохранило религиозный характер
государственной присяги. Её новая форма была установлена 7 марта 1917 г. -
"Присяга или клятвенное обещание на верность службы Российскому
Государству для лиц христианских вероисповеданий". В присяге, в частности,
говорилось: "…Обещаюсь перед Богом и своею совестью быть верным и
неизменно преданным Российскому Государству. …Обязуюсь повиноваться
Временному Правительству, ныне возглавляющему Российское Государство,
впредь до установления образа правления волею Народа при посредстве
Учредительного Собрания. …В заключении данной мною клятвы осеняю себя
крестным знамением и нижеподписуюсь". Показателен факт: Св. синод повелел
народу присягать новой власти до того, как призвал паству ей подчиниться.
Синод не пытался объяснять народу суть происшедших изменений в
политическом устройстве страны, а стремился быстрее привести его к присяге
Временному правительству. Иными словами, он стремился закрепить завоевания
революции и придать ей необратимый характер.
Российское духовенство спокойно и легко пошло не только
на изменение государственной присяги и на служение совершенно другой -
светской, немиропомазанной власти, но и на нарушение предыдущей своей
присяги "на верноподданство", по сути - на клятвопреступление. Личным
примером нарушения присяги на верность императору духовенство
спровоцировало и остальных граждан России на клятвопреступление. Как
известно, присяга "на верноподданство" носила ярко выраженный религиозный
характер и духовенство в церемониях присяги играло едва ли не главную
роль. Более того, согласно "Своду законов Российской империи" почтение к
царю воспринималось скорее как обязанность веры, нежели как гражданский
долг. Поэтому мнение Св. синода о присяге было решающим: его достаточно
легковесное отношение к присяге на верность императору обусловило такое же
отношение к ней и со стороны граждан.
В целом для духовенства РПЦ в марте 1917 г. была
типичной точка зрения, основанная на том, что раз император Николай II
отрёкся от престола, а вел. кн. Михаил Александрович признал власть
Временного правительства, призвав граждан России повиноваться тому, то это
служило достаточным основанием для принесения присяги на преданность новой
власти. Проповеди, обращения и воззвания, содержавшие такую точку зрения,
в своём большинстве произносились епископатом и, начиная с 4 марта 1917
г,. публиковались на страницах церковной периодической печати. В десятых
числах марта духовенство РПЦ само принесло присягу Временному
правительству и практически всегда участвовало в церемониях принятия
православными гражданами России этой новой присяги. Его участие
заключалось едва ли не в руководящей роли в церемониях присяги: во время
её принятия, священнослужители подавали народу для целования крест и
Евангелие, а в некоторых местах - сопровождали её крестными ходами и
служением молебнов на городских площадях, плацах и военных кораблях.
Следствием подобных действий священнослужителей РПЦ в
марте 1917 г. стало возникновение замешательства и растерянности среди
православной паствы. Недоуменное отношение мирян к революционным событиям
во многом было обусловлено позицией высшей иерархии по отношению к
введению новой государственной присяги без отмены старой. Так, в одном из
писем, адресованных членам Св. синода православные обращались с просьбой
разрешить их разногласия относительно сакральности принятия
государственных присяг. Если прежней присягой на верноподданство царю, как
якобы ничего не значащей (при том, что Николай II находился под арестом)
власти распоряжаются пренебречь, то такое же легковесное отношение у
народа будет и к новой присяге, приносимой на верность или новому царю,
или же Временному правительству.
Аналогичное недоумение о неопределённом отношении
властей к старой присяге на верность царю высказывалось и бароном П.Н.
Врангелем. Вспоминая о мартовских днях 1917 г. , когда от вышестоящих
начальников был получен приказ о присяге новой власти, он писал: "что
должен был испытать русский офицер или солдат, сызмальства воспитанный в
идее нерушимости присяги и верности Царю, в этих понятиях прошедший
службу, видевший в этом главный понятный ему смысл войны? Надо сказать, в
эти решительные минуты ничего не было предпринято со стороны старших
руководителей для разъяснения армии происшедшего. Никаких общих
руководящих указаний, никакой попытки овладеть сверху психологией армии не
было сделано". Немалую роль в такой дезориентировке войск сыграла и
позиция высшей духовной власти.
Действия как членов Временного правительства, так и
членов Святейшего правительствующего синода были направлены на создание
республиканского государственного устройства в России. Подготовляя,
предвосхищая и обусловливая республиканский выбор Учредительного собрания
и Св. синод, и Временное правительство стремились не допустить даже
обсуждения политического вопроса о временно образовавшемся российском
"междуцарствии", упоминая в своих официальных документах лишь необратимый
характер произошедших в феврале - марте 1917 г. событий.
9 марта фактически был отменён державный
церковно-монархический лозунг "за Веру, Царя и Отечество". Спешно
распорядившись привести паству к присяге новой власти и отказавшись
молитвенно поминать царскую власть, церковь исключила одну из составляющих
триединого девиза - "за Царя". Тем самым, духовенством фактически была
изменена исторически сложившаяся государственно-монархическая идеология.