Понятия “рыночная демократия” и “коррупция” связаны
между собой неразрывно, как причина и следствие. Либерализм создает
условия наибольшего благоприятствования для криминализации общества, а
приватизация и последующие переделы собственности являются питательной
почвой для взяточничества и преступности. Взяточничество существовало и в
СССР, особенно в 80-е годы. Но оно строго каралось, и потому не было
такого коррупционного беспредела, к которому страна пришла в результате
рыночных реформ и приватизации. Однако, сегодня статистики в этой области
нет, кроме, пожалуй, приговоров судов.
Криминализация бизнеса есть следствие либеральной
установки на так называемую дерегламентацию: государство и его
правоохранительные органы либералы последовательно изгоняют из
экономической деятельности. Правоохранительные органы РФ поставлены в
безнадежное положение сторожей награбленного. Их заставляют бороться с
преступностью в обществе, которое косвенно поощряет преступность, в
котором спекуляция, мошенничество, блеф, насилие стали условием выживания.
Правоохранители превращаются в “оборотней в погонах” и сливаются с
криминалом. За криминализацией бизнеса следует всеобщая коррупция и
криминализация самой власти.
Экономика без этических ограничителей, без нравственных
тормозов становится в конечном итоге неэффективной. Однако в либеральной
интерпретации все средства хороши для победы в конкурентной борьбе. Такой
откровенный подход заметен даже в исследованиях, проводимых в рамках ООН:
“взятки — это способ обходить ограничения свободы предпринимательства,
взятки — это способ снижения себестоимости, взятки и прочие экономические
преступления есть способ рационализировать общественное распределение”.Из такого подхода следует, что коррупция и криминальный бизнес только
тогда становятся недопустимыми, когда они наносят ущерб рынку, свободе
движения товаров и услуг. Но если они подрывают национальные государства и
суверенитет, приводят к власти уголовников, которые осуществляют геноцид
народов, то на это надо смотреть сквозь пальцы.
Растущую глобальную опасность представляет и
сравнительно новое явление — отмывание денег. По свидетельству
вице-президента Ситибэнка и бывшего полицейского шефа Бриана Веста “деньги
льются из России и Восточной Европы и здесь в любой момент отмывается не
менее 500 миллионов долларов”. Для ТНК коррупция и криминальный бизнес
становятся помехой обычно только тогда, когда они составляют для них
конкуренцию, мешают извлекать прибыли. Именно этим объясняется
систематическое нагнетание страхов перед “русской мафией”, которое
практикуется в США, Англии и некоторых других странах. Мафии борются с
мафиями, СМИ привлекаются к разборкам. Тогда поднимается кампания в СМИ,
создаются комитеты и центры по борьбе с преступностью, начинают изучать ее
разновидности. Криминал залезает в норки и отсиживается. Спадает шумиха, и
он возвращается.
Можно ли сомневаться в том, что могущественные
государственные структуры с их натренированными полицейскими силами могли
бы уже давно положить конец мафиям, наркобизнесу, крупномасштабной
коррупции? Можно ли поверить в то, что США, например, совместно с
правительствами латиноамериканских стран не могут справиться с
наркобизнесом в Колумбии, Мексике, в Афганистане? С либеральной точки
зрения РФ ничем не отличается от Латинской Америки. Ежегодно от наркотиков
гибнут сотни тысяч молодых людей. Повсеместно насаждаются очаги мелкого и
крупного воровства, проституции, взяточничества, заболеваний СПИДом,
сумасшествий. Создаются целые криминальные общества.
Наркобизнес и прочие виды организованной преступности
“неискоренимы” потому, что выгодны власть предержащим, в том числе
либеральным оккупационным властям и стоящим за ними банкирам.