Накануне очередной годовщины октябрьского переворота в
Иркутске был открыт памятник адмиралу Колчаку, одному из лидеров Белого
движения в Гражданскую войну. Медная фигура адмирала высотой в 4,5 метра
установлена на высоком постаменте. На нем, в соответствии с замыслом
скульптора Клыкова, изображены барельефы двух солдат в форме Красной и
Белой армии, опустившие штыки своих винтовок. По словам автора “памятник
выражает идею прекращения братоубийственной гражданской войны и примирение
до сих пор искусственно расколотого общества”. Скульптор Клыков, таким
образом, воплощает и озвучивает расхожее мнение о том, что де “красные” и
“белые” должны забыть о прежней вражде и, в полном соответствии с веяниями
времени, “согласиться и примириться” друг с другом.
Однако, при ближайшем рассмотрении, такой подход
представляется совершенно абсурдным. Суть дела заключается в том, что если
исходить из продолжения исторической российской государственности, то ее
разрушители – создатели государственности советской – являются
преступниками, и все их установления, законы и учреждения полностью
преступны, незаконны и подлежат безусловному уничтожению. Если же вставать
на точку зрения, хотя бы в какой-то мере принимающую или оправдывающую
переворот 1917 г. и признающую легитимность советского режима, то какая
может быть речь о правопреемственности дореволюционной России, которую
этот переворот уничтожил и, уничтожив которую, этот режим только и смог
существовать?
Какие бы изменения не претерпевала российская
государственность за многие столетия (менялись ее территория, столицы,
династии), никогда не прерывалась преемственность в ее развитии: при всех
различиях в образе правления и системе государственных институтов, всякая
последующая государственная власть и считала себя, и являлась прямой
продолжательницей и наследницей предыдущей. Линия эта прервалась только в
1917 г., когда новая власть, порожденная шайкой международных
преступников, полностью порвала со всей предшествующей традицией. Более
того, отрицание российской государственности было краеугольным камнем всей
идеологии и политики этой власти. Причем советская власть это всегда
подчеркивала, так что ее нынешние апологеты выглядят довольно смешно,
пытаясь увязать досоветское наследие с советским. Размежевание на красных
и белых происходит, таким образом, по линии отношения к советскому режиму
и всему комплексу советского наследия.
Несмотря на все потрясения последних лет, отречения
сменявших друг друга властей от советского наследия не произошло.
Советский режим всего лишь “перестроился” и слегка видоизменился, добавив
к своим преступлениям современное расчленение территории России. Но с
официальной “отменой” в 1993 году советской власти прежний режим никуда не
исчез. Кроме смены флага и герба, по сути ничего не изменилось, даже гимн
остался прежним.
Вместо бесплодных попыток “примирения красных и белых”
следует ставить вопрос об однозначной оценке переворота 1917 г. как
величайшей катастрофы, в результате которой власть в стране оказалась в
руках заклятых врагов России, и советского режима как преступного и
антироссийского по своей сути на всех этапах его существования. Другой
важной задачей является разоблачение национал-большевизма. Это уродливое
явление опасно прежде всего тем, что протаскивает интернационал-советскую
отраву в национально-патриотической упаковке, в которой она имеет гораздо
большие шансы быть воспринятой неискушенными в идейно-политических
вопросах людьми. Между тем, очевидно, что “красные патриоты” не имеют
ничего общего с носителями ценностей и традиций исторической России.
Возвращаясь к идеям скульптора Клыкова, следует
отметить, что истинное примирение между враждующими сторонами невозможно
без устранения причин разногласий. О причинах разногласий между белыми и
красными некогда очень удачно высказался белый офицер - “у меня с
большевиками расхождения по аграрному вопросу: они хотят меня в эту землю
поглубже закопать, а я не желаю, чтобы они по ней ходили”.
В свете такого взгляда на “аграрный” вопрос фигуры
солдат на барельефе работы Клыкова выглядят не склонившими оружие в
примирительном жесте, а, по меньшей мере, целящимися друг другу в колено.